Ебать ты космос, ебать ты Клеопатра. Я готов распасться на тысячу сбрендивших солнц от эпично жгучих цитат
Если бы ты писал мне членоблендер периодически, то мне бы нахуй не нужна была никакая личная жизнь
Люблю обожаю охуеваю
Кстати, ты только что спас несколько моих разлагающихся частей в душе. Написал ты мне это ну прям как нельзя кстати, за что тебе просто огроменное ещё одно спасибо. За это я бы разрешил тебе накончать мне на лицо лично. Но только с разрешения Себа, конечно.
Кинни, мурчание, ебля 2012-10-08 в 00:10 написал(а):
о Файче, прости меня Файче
В номере отеля ООН-Плаза, 8888 на восьмом этаже Себастьяну Смайту не спится.
Он поднимается, стряхивает руки со своей груди и ступает по мягкому ковру к окну, к виду на пересечение Второй и Шестидесятой. Себастьян смотрит вниз, вниз, вниз. Вниз.
Наверное, ему бы хотелось, чтобы их первая встреча была охуенно романтичной, как в "Тетради Памяти" или как там называется эта девчачья херь про какую-то херь...но романтично не вышло, они столкнулись под проливным дождем у ворот МакКинли, Себастьян ловил Блейна и увидел поникшую плечами фигурку слева, с бледным светлым маревом волос над тонкими очками, и зачем-то спросил:
- Это вся влажность из-за тебя?
Конечно же, он ловил Курта, если не Блейна - то кого здесь? - и конечно, они ненавидели этих двоих друг для друга и...и Себастьян сказал ему "пойдем выпьем", и что-то типа "не вешай нос".
Он был уверен, что они будут ебаться этим вечером, и они еблись - каждому дай бог иметь такие ночи.
Потом Себастьян уехал. А Чендлер, этот кусок сбрендившего солнца, писал ему каждый день тонны текстовых сообщений содержания примерно "люблю скучаю охуеваю". Себастьян предпочел бы "жду твоего члена у себя в заднице", но находил силы отвечать сердечками на весь этот бред.
В Бостоне, в ебаном Бостоне было дождливо и слякотно, и Себастьян мотался в Лайму чаще, чем на лекции. В конце концов увидел свое имя в списках на исключение. Чендлер сказал ему, что теперь все будет иначе. И застенчиво протянул ключи от какой-то халупы, в которой они жили целую весну.
Целую ебаную весну они жили вместе, ссорились и бросали тарелки о стены, прятались в душе, сплетаясь пальцами и стирая губы до крови друг о друга, в четыре руки играя на рояле, стоящем среди полок музыкального магазина, куда Себастьян устроился работать.
Его уволили в самом начале лета, после того, как он назвал какую-то девчонку кладбищем эклеров и не продал ей диск Джастина Бибера, соврав, что подобного в ассортименте магазина нет.
Чендлер смеялся так долго, что у него вспотели волосы, прилипли ко лбу лучиками, а потом он сказал, слушай, я ведь уже закончил школу, чего мы ждем?
Чего мы ждем, спросил Себастьян и купил два билета на самолет, заказал номер в ООН-Плаза, на восьмом этаже, улетающий кнопками окон, пространствами лифтов, плоскостями ковров вверх вверх вверх в Нью-Йоркские туманности.
Себастьян стоит у окна, не зная ровным счетом ничего, не понимая нихера и не особо задумываясь над.
Чендлер подходит со спины, кладет голову на плечо, поднявшись на мыски, и шепчет:
- Себ?
- Ага, - отвечает Себастьян прежде, чем Чендлер договаривает, - Уже иду.
В душе, вжимаясь грудью в белую спину, он думает, что синхронизация у них круче, чем в любом девчачьем фильме с девчачьей хуйней.